Неточные совпадения
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине
души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и
спокойною.
Не давая себе отчета, для чего он это делает, он все силы своей
души напрягал в эти два дня только на то, чтоб иметь вид
спокойный и даже равнодушный.
В большом зале генерал-губернаторского дома собралось все чиновное сословие города, начиная от губернатора до титулярного советника: правители канцелярий и дел, советники, асессоры, Кислоедов, Красноносов, Самосвистов, не бравшие, бравшие, кривившие
душой, полукривившие и вовсе не кривившие, — все ожидало с некоторым не совсем
спокойным ожиданием генеральского выхода.
— Помнишь Лизу Спивак? Такая
спокойная, бескрылая
душа. Она посоветовала мне учиться петь. Вижу — во всех песнях бабы жалуются на природу свою…
— Он не должен вас беспокоить совсем, — ответила она с некоторою поспешностью. — Я выхожу за него потому только, что мне за ним будет всего
спокойнее. Вся
душа моя останется при мне.
Он сидел, не облокотившись, прямо, на маленьком стуле и внимательно слушал ее, стараясь хорошенько понять и хорошенько ответить. Настроение, вызванное в нем последним свиданием с Масловой, еще продолжало наполнять его
душу спокойной радостью и благорасположением ко всем людям.
О будущей жизни он тоже никогда не думал, в глубине
души нося то унаследованное им от предков твердое,
спокойное убеждение, общее всем земледельцам, что как в мире животных и растений ничто не кончается, а постоянно переделывается от одной формы в другую — навоз в зерно, зерно в курицу, головастик в лягушку, червяк в бабочку, желудь в дуб, так и человек не уничтожается, но только изменяется.
Нехлюдов чувствовал, что в этом отказе ее была ненависть к нему, непрощенная обида, но было что-то и другое — хорошее и важное. Это в совершенно
спокойном состоянии подтверждение своего прежнего отказа сразу уничтожило в
душе Нехлюдова все его сомнения и вернуло его к прежнему серьезному, торжественному и умиленному состоянию.
Вы глядите: та глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака по небу, и как будто вместе с ними медлительной вереницей проходят по
душе счастливые воспоминания, и все вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше, и тянет вас самих за собой в ту
спокойную, сияющую бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины…
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько времени,
спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на
душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
Долго плакала бедная девушка, воображая все, что ожидало ее, но бурное объяснение облегчило ее
душу, и она
спокойнее могла рассуждать о своей участи и о том, что надлежало ей делать.
Любовь Грановского к ней была тихая, кроткая дружба, больше глубокая и нежная, чем страстная. Что-то
спокойное, трогательно тихое царило в их молодом доме.
Душе было хорошо видеть иной раз возле Грановского, поглощенного своими занятиями, его высокую, гнущуюся, как ветка, молчаливую, влюбленную и счастливую подругу. Я и тут, глядя на них, думал о тех ясных и целомудренных семьях первых протестантов, которые безбоязненно пели гонимые псалмы, готовые рука в руку спокойно и твердо идти перед инквизитора.
В связи с описанной сценой мне вспоминается вечер, когда я сидел на нашем крыльце, глядел на небо и «думал без слов» обо всем происходящем… Мыслей словами, обобщений, ясных выводов не было… «Щось буде» развертывалось в
душе вереницей образов… Разбитая «фигура»… мужики Коляновской, мужики Дешерта… его бессильное бешенство…
спокойная уверенность отца. Все это в конце концов по странной логике образов слилось в одно сильное ощущение, до того определенное и ясное, что и до сих пор еще оно стоит в моей памяти.
Казалось, так было хорошо. Мать видела, что огражденная будто стеной
душа ее сына дремлет в каком-то заколдованном полусне, искусственном, но
спокойном. И она не хотела нарушать этого равновесия, боялась его нарушить.
Лиза казалась
спокойной; и точно: у ней на
душе тише стало; странная бесчувственность, бесчувственность осужденного нашла на нее.
— От нас, от нас, поверьте мне (он схватил ее за обе руки; Лиза побледнела и почти с испугом, но внимательно глядела на него), лишь бы мы не портили сами своей жизни. Для иных людей брак по любви может быть несчастьем; но не для вас, с вашим
спокойным нравом, с вашей ясной
душой! Умоляю вас, не выходите замуж без любви, по чувству долга, отреченья, что ли… Это то же безверие, тот же расчет, — и еще худший. Поверьте мне — я имею право это говорить: я дорого заплатил за это право. И если ваш бог…
Редко самая заскорузлая торговая
душа захочет нарушить этот покой отдыхающей природы и перемолвиться словом с товарищем или приказчиком. Да и то заговорит эта
душа не о себе, не о своих хлопотах, а о той же
спокойной природе.
Только
души праздные и
спокойные могут наслаждаться новыми местами и новыми городами.
— Все это прекрасно! — начал Павел
спокойным, по наружности, голосом, хотя в
душе его и бушевал гнев: эти вопли невежества против его страсти к театру оскорбляли все существо его. — Маша, подай сюда лавровишневых капель, — прибавил он.
Все эти насмешки и глумления доходили, разумеется, и до Вихрова, и он в
душе страдал от них, но, по наружности, сохранял совершенно
спокойный вид и, нечего греха таить, бесконечно утешался мыслью, что он, наконец, будет играть в настоящем театре, выйдет из настоящим образом устроенных декораций, и суфлер будет сидеть в будке перед ним, а не сбоку станет суфлировать из-за декораций.
— Потому что, — продолжал Неведомов тем же
спокойным тоном, — может быть, я, в этом случае, и не прав, — но мне всякий позитивный, реальный, материальный, как хотите назовите, философ уже не по
душе, и мне кажется, что все они чрезвычайно односторонни: они думают, что у человека одна только познавательная способность и есть — это разум.
Мать засмеялась. У нее еще сладко замирало сердце, она была опьянена радостью, но уже что-то скупое и осторожное вызывало в ней желание видеть сына
спокойным, таким, как всегда. Было слишком хорошо в
душе, и она хотела, чтобы первая — великая — радость ее жизни сразу и навсегда сложилась в сердце такой живой и сильной, как пришла. И, опасаясь, как бы не убавилось счастья, она торопилась скорее прикрыть его, точно птицелов случайно пойманную им редкую птицу.
Здороваясь с Власовой, он обнимал всю ее руку крепкими пальцами, и после такого рукопожатия на
душе становилось легче,
спокойнее.
Ах, Николенька,
душа моя! — продолжал он с особенной непривычной нежностью и уж более
спокойным тоном после этого признания, — как это много значит влияние такой женщины, как она!
Царь все ближе к Александрову. Сладкий острый восторг охватывает
душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в течение минуты их взгляды не расходятся.
Спокойная, великая радость, как густой золотой песок, льется из его глаз.
И по мере того, как природа становилась доступнее, понятнее и проще, по мере того, как
душа лозищанина все более оттаивала и смягчалась, раскрываясь навстречу
спокойной красоте мирной и понятной ему жизни; по мере того, как в нем, на месте тупой вражды, вставало сначала любопытство, а потом удивление и тихое смирение, — по мере всего этого и наряду со всем этим его тоска становилась все острее и глубже.
Тринадцать раз после смерти храброго солдата Пушкарёва плакала осень; ничем не отмеченные друг от друга, пустые годы прошли мимо Кожемякина тихонько один за другим, точно тёмные странники на богомолье, не оставив ничего за собою, кроме
спокойной, привычной скуки, — так привычной, что она уже не чувствовалась в
душе, словно хорошо разношенный сапог на ноге.
Их совесть может оставаться
спокойною, если у них даже ничего за
душою нет, кроме «фюить».
— Что пролетело по
душе его в эти минуты, какая борьба совершилась у железной воли с отцовскою любовью и разумностью, как уступил победу упорный дух?.. трудно себе представить; но когда раздался за дверью голос Мазана: «Кушанье готово», дедушка вышел спокоен, и ожидавшие его жена и дочери, каждая у своего стула, не заметили на слегка побледневшем лице его ни малейшего гнева; напротив, он был
спокойнее, чем поутру, даже веселее, и кушал очень аппетитно.
Получив град толчков, так как шел всецело погруженный в свои мысли, я наконец опамятовался и вышел из зала по лестнице, к боковому выходу на улицу. Спускаясь по ней, я вспомнил, как всего час назад спускалась по этой лестнице Дэзи, задумчиво теребя бахрому платья, и смиренно, от всей
души пожелал ей
спокойной ночи.
— Да, из-за нашего колдовства, — со
спокойной серьезностью ответила Олеся. — Как же я посмею в церковь показаться, если уже от самого рождения моя
душа продана ему.
Он, видимо, нуждался в беседе: хотел облегчить свою
душу разговором и потому, обратясь к матушке, сказал довольно
спокойным для его положения тоном...
Он вошел в гостиную повеселевший, бодрый, почти торжествующий. Глаза его встретились с глазами Нины, и в ее долгом взоре он прочел нежный ответ на свои мысли. «Она будет моей женой», — подумал Бобров, ощущая в
душе спокойную радость.
Как я люблю его
спокойный вид,
Когда,
душой в минувшем погруженный,
Он летопись свою ведет; и часто
Я угадать хотел, о чем он пишет?
Но красота и эта хрупкость тонкого и гибкого тела ее возбуждали в нем страх изломать, изувечить ее, а
спокойный, ласковый голос и ясный, но как бы подстерегающий взгляд охлаждал его порывы: ему казалось, что она смотрит прямо в
душу и понимает все думы…
Это тайное, скрытое в женщине, привлекало его к ней чувством боязливого любопытства, напряженного интереса к
спокойной и холодной
душе ее, темной, как ее глаза.
Всюду блеск, простор и свобода, весело зелены луга, ласково ясно голубое небо; в
спокойном движении воды чуется сдержанная сила, в небе над нею сияет щедрое солнце мая, воздух напоен сладким запахом хвойных деревьев и свежей листвы. А берега всё идут навстречу, лаская глаза и
душу своей красотой, и всё новые картины открываются на них.
«Тихо, спокойно все это надо выдержать, и все это пройдет, — рассуждал он, медленно расхаживая по своей комнатке, в ожидании Дашиного вставанья. — А когда пройдет, то… Боже, где же это
спокойное, хорошее чувство? Теперь спи, моя
душа, снова, ничего теперь у тебя нет опять; а лгать я… не могу; не стану».
— Да, это так; это несомненно так! — утверждал себя в это время вслух патер. — Да, солнце и солнца. Пространства очень много…
Душам роскошно плавать. Они все смотрят вниз: лица всегда
спокойные; им все равно… Что здесь делается, это им все равно: это их не тревожит… им это мерзость, гниль. Я вижу… видны мне оттуда все эти умники, все эти конкубины, все эти черви, в гною зеленом, в смраде, поднимающем рвоту! Мерзко!
Стоим это ночью в цепи… Темь — зги не видно… Тихо… Только справа где-то, внизу, море рокочет… И чем шибче бьются валы, тем
спокойнее на
душе. Знаешь, когда бурный прибой, то и неприятель на берег с судов не высадится, значит — со стороны моря не бойся, только вперед гляди-поглядывай.
И — оглянулся, услыхав, что слова звучали фальшиво.
Спокойное течение реки смывало гнев; тишина, серенькая и тёплая, подсказывала мысли, полные тупого изумления. Самым изумительным было то, что вот сын, которого он любил, о ком двадцать лет непрерывно и тревожно думал, вдруг, в несколько минут, выскользнул из
души, оставив в ней злую боль. Артамонов был уверен, что ежедневно, неутомимо все двадцать лет он думал только о сыне, жил надеждами на него, любовью к нему, ждал чего-то необыкновенного от Ильи.
И еще: на
душе у меня было гораздо
спокойнее — во флигельке лежали семь мужчин и пять женщин, и с каждым днем таяла у меня на глазах звездная сыпь.
И вот, когда сумма этих унизительных страхов накопится до nec plus ultra [До крайних пределов (лат.)], когда чаша до того переполнится, что новой капле уж поместиться негде, и когда среди невыносимо подлой тоски вдруг голову осветит мысль: «А ведь, собственно говоря, ни Грацианов, ни Колупаев залезать ко мне в
душу ни от кого не уполномочены», — вот тогда-то и является на выручку дикая реакция, то есть сквернословие, мордобитие, плеванье в лохань, одним словом — все то, что при
спокойном, хоть сколько-нибудь нормальном течении жизни, мирному гражданину даже на мысль не придет.
Ветер сердито плескал в стекла окон обильным вешним дождем. Серая мгла изливалась по улице; в
душе у меня тоже стало серовато и скучно.
Спокойный, негромкий голос раздумчиво говорил...
Но можно ли назвать разбойничьим домом такой дом, где теперь так мало отваги, как в доме плодомасовском? Да, именно потому-то и идет этому дому это название, что в виду приближающейся силы в размерах, не допускающих сопротивления, дом плодомасовский ни в одной
душе не являл никакой искры отваги, ни малейшего знака
спокойных усилий перенести с достоинством долю побежденного.
По уходе его отец мой вдруг почувствовал себя
спокойнее. Точно как будто бы вместе с портретом свалилась тяжесть с его
души. Он сам изумился своему злобному чувству, своей зависти и явной перемене своего характера. Рассмотревши поступок свой, он опечалился
душою и не без внутренней скорби произнес...
Как бы то ни было, но даже тогда, когда бричка моя подъезжала к крыльцу этого домика,
душа принимала удивительно приятное и
спокойное состояние; лошади весело подкатывали под крыльцо, кучер преспокойно слезал с козел и набивал трубку, как будто бы он приезжал в собственный дом свой; самый лай, который поднимали флегматические барбосы, бровки и жучки, был приятен моим ушам.
Я молча стала подле него, и на
душе у меня становилось
спокойнее.
Нынешнее — или теперешнее, не знаю, как правильнее сказать поколение, уже внуки мои, имея своих Галушкинских в другом формате, то есть костюме, с другими выражениями о тех же понятиях, с другими поступками по прежним правилам, от них-то, новых реверендиссимов наслушавшись, говорят уже, что любовь есть приятное занятие, что для него можно пожертвовать свободным получасом; часто необходимость при заботах тяжелых для головы, стакан лимонаду жаждущему, а не в
спокойном состоянии находящемуся, недостойная малейшего размышления, не только позволения владеть
душою, недостойная и не могущая причинять человеку малейшей досады и тем менее горести.
— Я с ним — отчего? —
спокойнее и увереннее продолжала она. — От страха! Не устуни-ка ему — убьет! Да! О, это он может! А тебя я люблю хорошо, для
души — понял?